Миф о лени: как экономические и моральные концепции формируют наше представление о богатстве и бедности
В соответствии с учением о предопределении Кальвин учил, что свободы воли у человека не существует. Некоторые лица “призваны” Богом и находятся в числе “избранных”. Поэтому спасение ничего общего не имеет с действиями; человек рождается как часть избранных по воле Божией. Хотя люди не могли знать наверняка избраны они или нет, внешнее благополучие, особенно материальное богатство, принималось за проявление избранности; и наоборот, невезение и бедность, не говоря уже о смуглой коже, воспринимались как свидетельство проклятия» (Dunbar-Ortiz R. An Indigenous Peoples’ History of the United States. P. 48-49).
В рассуждениях Маркса в «Экономическо-философских рукописях» 1844 года мы видим подтверждение существования «морали» в политической экономии стран Европы, а также идеологические противоречия европейских буржуазных сообществ XIX века, порождённые ещё во времена Реформации. Маркс указывает на разногласие между классиками западной политэкономии: «Одна сторона (Лодердель, Мальтус и др.) рекомендует роскошь и проклинает бережливость; другая (Сэй, Рикардо и др.) рекомендует бережливость и проклинает роскошь. Но первая признаёт, что она хочет роскоши, чтобы производить труд (т. е. абсолютную бережливость); а вторая признаёт, что она рекомендует бережливость, чтобы производить богатство, т. е. роскошь. Первая сторона предаётся романтическим фантазиям, требуя, чтобы не одна только жажда наживы определяла потребление богачей, и она противоречит выдвинутым ею самою законам, выдавая расточительность непосредственно за средство обогащения. Поэтому противная сторона весьма серьёзно и обстоятельно доказывает ей, что расточительностью я своё имущество уменьшаю, а не умножаю. Эта другая сторона лицемерно отказывается признать, что именно прихоти и капризы определяют производство; она забывает об “утончённых потребностях”, забывает, что без потребления не было бы и производства; забывает, что вследствие конкуренции производство неизбежно становится лишь более всесторонним, более роскошным; она забывает, что, согласно её же теории, стоимость вещи определяется потреблением и что мода определяет потребление; она желает, чтобы производилось только “полезное”, забывая, что производство слишком большого количества полезных вещей производит слишком много бесполезного населения. Обе стороны забывают, что расточительность и бережливость, роскошь и лишения, богатство и бедность равны друг другу.
<…> Мораль политической экономии – это нажива, труд и бережливость, трезвость, но политическая экономия обещает мне удовлетворить мои потребности. – Политическая экономия морали – это обладание, богатство такими вещами, как чистая совесть, добродетель и т. д.; но как я могу быть добродетельным, если я вообще не существую? Как я могу иметь чистую совесть, если я ничего не знаю?» (Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года. К. Маркс, Ф. Энгельс. Из ранних произведений. С. 602-604).
Политэкономы Запада, следуя во многом пуританским постулатам о благочестивой жизни, описывали парадоксальность общественно-экономических отношений своих сообществ, как будто бы наблюдая естественные феномены, игнорируя материальную историю формирования этих отношений.
Рассуждения и данные Вебера, Маркса, Прайса и Данбар-Ортис показывают нам следующую картину мифа о лени: отдельный индивид страдает от лени, так как он божественно, самим «провидением» проклят на такую судьбу, но, тем не менее, он сам виноват в последствиях своей лени. Помощи такой индивид не заслужил. Соответственно, бедность – порок, так как является следствием лени и безалаберности. Экономика как наука лишь указывает на «природные» законы о распределении благ. Т. е. меритократия существует, и богаты те, кто заслужил это своим трудолюбием, усердием и прочими одобренными Франклином и другими американскими отцами-основателями добродетелями, тогда как бедны те, кто ленив, глуп и «убог» от рождения.